Встреча президентов России и США Владимира Путина и Джо Байдена в Женеве показала, что у сторон есть точки соприкосновения. По ее итогам было даже согласовано совместное заявление по стратстабильности. Однако между Вашингтоном и Москвой остаются вопросы, где «вряд ли нужно пытаться сблизить позиции – это невозможно», отметили в Кремле. К числу таких относятся подходы к ситуациям в Беларуси и Украине. Как меняется тактика США на постсоветском пространстве и чем это грозит России, в интервью «Евразия.Эксперт» проанализировал замдиректора Центра комплексных европейских и международных исследований факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ Дмитрий Суслов.
– Дмитрий Вячеславович, как вы оцениваете итоги переговоров президентов России и США? Что можно назвать ключевым результатом встречи?
– Я оцениваю саммит очень положительно, он даже превзошел мои ожидания. Главных результатов несколько. Первое – у российско-американских отношений появилась повестка дня. Еще несколько месяцев назад ее просто не было, а сегодня она носит достаточно широкий характер и включает в себя действительно очень важные вопросы сотрудничества, которые объективно соответствуют национальным интересам обеих сторон: стратегическая стабильность, кибербезопасность, изменения климата, ситуация в Арктике и некое движение к нормализации дипломатических отношений (например, было принято решение о возвращении послов).
Второй результат – российско-американские отношения оздоровились. Это оздоровление заключается в том, что сам диалог между сторонами стал возможен, этот диалог не воспринимается как нечто недопустимое и как предательство своих интересов и ценностей, как воспринимался российско-американский диалог с США при Трампе. Сегодня стороны, рассматривая друг друга как противников и сохраняя общую конфронтационную парадигму, готовы вести диалог и выстраивать даже сотрудничество по тем вопросам, где это сотрудничество отвечает национальным интересам.
Третье – по итогам саммита стороны продемонстрировали, что не заинтересованы в дальнейшей деградации отношений и усилении конфронтации. То есть, да, по очень многим вопросам стороны останутся на противоположных позициях (Украина, Беларусь, Сирия, проблематика внутренней политики и вмешательство во внутриполитические дела друг друга, архитектура европейской безопасности и роль НАТО в европейской безопасности и так далее), но при этом обилии противоречий и сохранении общей конфронтационной парадигмы они заявили, что не заинтересованы в еще большей эскалации.
А значит, даже не будучи способными договориться о разрешении этих кризисов и преодолении этих проблем, стороны, тем не менее, обозначили красные линии.
– Какими будут первые шаги, которые предпримут Россия и США для развития диалога?
– Стороны не только объявили о начале диалога по целому спектру вопросов, что уже само по себе хорошо, но даже сделали первые шаги по реализации этих диалогов. Например, Россия и США все-таки приняли совместное заявление по вопросам стратегической стабильности. Это превзошло мои ожидания.
Я не думал, что им удастся принять совместный документ по итогам саммита, а они его приняли, и это совместное заявление очень качественное и точное. Там переподтверждается принцип, согласно которому в ядерной войне не может быть победителя, поэтому она не должна быть развязана, и в этом заявлении говорится о намерении начать широкие консультации по всему комплексу вопросов, относящихся к сфере стратегической стабильности.
И еще один серьезный прогресс – начало диалога по кибербезопасности. Здесь стоит отметить передачу Соединенными Штатами 16 типов объектов критической инфраструктуры, которые ни при каких обстоятельствах не должны подвергаться кибератакам. Если России и США удастся согласовать подобный совместный список тех типов инфраструктуры, которые ни в коем случае нельзя атаковать с помощью электронных коммуникационных средств, это будет очень большим шагом по уменьшению риска непреднамеренного военного конфликта и укреплению международной безопасности, и это будет очень серьезным прогрессом в рамках российско-американских отношений по кибербезопасности.
– О чем конкретно могут договориться Москва и Вашингтон по вопросу стратегической стабильности?
– Начать диалог по стратегической стабильности гораздо легче, чем завершить его каким-то предметным итогом и тем более соглашением. Во-первых, в самой краткосрочной перспективе стороны должны договориться о формировании рабочих групп и о сегментировании этого диалога по стратегической стабильности на несколько треков (вопросы ядерного оружия, высокоточного неядерного оружия, ПРО, космических вооружений, противокосмических вооружений, ядерного стратегического оружия, ядерного нестратегического оружия).
Тема стратегической стабильности комплексная, и вести диалог по всему сразу нельзя. Этот диалог нужно вести параллельно по нескольким темам, и для начала Соединенным Штатам и России нужно определиться с этими темами и сформировать соответствующие рабочие группы, которые будут вести диалог. Это, скорее всего, будет сделано в ближайшее время.
То, что касается более долгосрочной перспективы, и чего можно ожидать по итогам этих диалогов – большой вопрос, потому что России и США вряд ли будет легко согласовать новый полномасштабный договор по ограничению и тем более сокращению стратегических вооружений по типу договора СНВ-3. Здесь позиции сторон носят почти диаметрально противоположный характер по поводу того, какие вооружения должны включаться в этот договор, а какие нет, и даже по тому, какие страны должны быть участниками этого договора.
США, например, настаивают на том, чтобы Китай был одной из сторон этого договора, а Россия выступает против этого. Поэтому мне кажется, что договориться сторонам будет очень тяжело. Тем не менее, необходимо договариваться о правилах игры в тех областях, где наиболее высок риск непреднамеренного военного столкновения (а это высокоточное вооружение с неядерным оснащением, киберсфера, так как ее военные аспекты относятся к проблематике стратегической стабильности, проведение военных учений и вся неядерная сфера), усиливать механизмы деконфликтинга и деэскалации именно в них.
В том, что касается ядерной сферы, как мне кажется, сторонам следует договориться о сохранении как минимум тех мер предсказуемости и транспарентности, которые содержатся в договоре СНВ-3 и, может быть, стоит поднять вопрос о том, чтобы иметь возможность продлить нынешний договор СНВ-3 еще раз. То есть, не вырабатывать некий новый договор, а продлить существующий договор СНВ-3 еще раз уже после 2026 г.
– Накануне переговоров замглавы МИД России Сергей Рябков среди условий исключения США из списка недружественных стран назвал прекращение противостояния «интеграционным усилиям» Москвы. Как могут повлиять на интеграционные процессы, в том числе в ЕАЭС и ОДКБ, переговоры президентов?
– Никоим образом они не смогут повлиять, эта тема останется одной из тех, где США и Россия выступают как безусловные оппоненты и противники в дополнение к таким вопросам, как Украина, Беларусь и Сирия. Надо понимать, что в целом парадигма российско-американских отношений останется конфронтационной, и США и далее будут стремиться ослабить Россию, воспринимая ее как противника.
США не откажутся от политики сдерживания России на постсоветском пространстве, а значит, они и дальше будут пытаться ослабить те интеграционные процессы, которые Россия поддерживает в Евразии и на постсоветском пространстве, в первую очередь ЕАЭС и ОДКБ.
Отношение Соединенных Штатов к этим россиецентричным структурам будет весьма негативным. США не откажутся от попыток убедить Армению изменить ее внешнеполитическую ориентацию, они не откажутся от поддержки белорусской оппозиции, не будут признавать Лукашенко и так далее. Они не откажутся от попыток переориентировать страны Центральной Азии от России на юг. Другое дело, что, мне кажется, Россия и США могут и должны договориться о правилах своего противостояния и конкуренции на постсоветском пространстве.
Саммит показал, что стороны не заинтересованы в дальнейшей эскалации, и одна из причин того, почему в ней не заинтересованы США – это то, что они не готовы инвестировать в реальное сдерживание России на постсоветском пространстве серьезные материальные ресурсы. Политика противодействия, в том числе и интеграционным проектам на постсоветском пространстве, будет носить политико-дипломатический характер, а серьезные экономические и военные ресурсы Соединенные Штаты тратить сюда не хотят. И это создает предпосылки для разговора об определении красных линий и об уважении этих красных линий.
– Какую роль белорусская тематика играет в российско-американских отношениях?
– Это один из конфликтных вопросов. Соединенные Штаты, безусловно, хотели бы добиться свержения режима Александра Лукашенко и переориентации Беларуси на Запад, выхода Беларуси из тех интеграционных проектов с Россией, в которых она участвует – ЕАЭС, ОДКБ и Союзного государства.
США видят Беларусь как естественного участника периферии ЕС, как некую уменьшенную Украину, которая должна проводить примерно ту же самую внешнюю политику. Это важно США и с точки зрения сдерживания России и в Европе, и на постсоветском пространстве, и с точки зрения стимулирования трансформации самой России.
США вот уже три десятилетия глубоко убеждены, что если у России не будет тех стран, которые ориентируются на нее в своем развитии и в своей внешней политике, если Россия будет, условно говоря, зажата в своих собственных границах и ее влияние за этими собственными границами будет равно нулю, если Россия будет окружена прозападными странами и теми странами, которые США считают демократиями, то и сама Россия в конечном итоге пойдет по этому пути и откажется от нынешнего пути развития и вернется к тому пути, по которому шла в первой половине 90‑х гг., стремясь выстроить внутри себя либеральную демократию по западному образцу и принимая западные интересы как свои собственные. Для этого нужно и Беларусь, и Украину от России оторвать, включить их в западную орбиту и минимизировать на них российское влияние.
Беседовала Мария Мамзелькина