Опытный политик Байден перехватил у республиканцев важную тему «окончания вечных войн». И до президентских выборов за плотным новостным потоком детали выхода из Афганистана, возможно, забудутся, а результат запомнится – двадцатилетнюю войну закончил именно Байден, пусть и некрасиво, пишет Максим Сучков, директор Центра перспективных американских исследований ИМИ МГИМО МИД России.
Решение президента Байдена о выводе войск из Афганистана разделило комментаторов на два лагеря. Одни полагают, что за этим стоит некая продуманная стратегия, призванная сеять «управляемый хаос». Другие убеждены, что форсированный уход из этой страны – плохо продуманная авантюра. Истина, скорее всего, где-то посередине.
Решение об уходе из США было принято несколько лет назад: Байден сделал то, что должны были сделать его предшественники, но в силу разных причин не сделали. Сама речь Байдена об уходе из США на 80 процентов могла бы быть речью Трампа – там много про национальный эгоизм и мало про ответственность супердержавы. Впрочем, Америка давно страдает «синдромом усталости от Афганистана» (Afghanistan fatigue) и у большинства граждан сожалений об уходе по большому счёту нет.
Одни – союзники по НАТО – будут полагаться на 5-ю статью устава альянса как гарантию приверженности США их безопасности. Другие – Тайвань – будут тешить себя ощущением важности в пресловутой большой игре великих держав. Третьи – Украина и Грузия – будут надеяться на лояльность Запада на основании культурной принадлежности к более высокому статусу в иерархии «цивилизованных народов» по сравнению со «-станами» – неполиткорректный по нынешним временам маркер собственной значимости. Даже сейчас европейцы (и желающие себя ими видеть) хотят оказать Вашингтону «последнюю услугу» и предлагают свои территории для размещения афганских беженцев – от каждого по способности.Для международных отношений решение Байдена действительно закончило целую эпоху, начавшуюся с терактов 11 сентября 2001 года. Борьба с терроризмом больше не является определяющей парадигмой американской безопасности и внешней политики. США переходят – или возвращаются – к великодержавному противостоянию с Китаем и Россией. Именно оно, по мнению Вашингтона, определит судьбу человечества в XXI веке. Тем более что, выводя военный контингент, США не намерены снижать разведывательные возможности в регионе. Напротив, сокращением «присутствия на земле» американцы мотивируют теперь необходимость развёртывания дополнительных разведывательных ресурсов на сопредельных территориях. Официально – чтобы мониторить возможную террористическую активность в Афганистане и характер отношений «Талибана» с другими исламистами.
В целом долгосрочные последствия для американского глобального доминирования могут быть ощутимыми. На глазах меняется характер определявших это доминирование в XX веке феноменов «применения силы», «союзничества», «основанной на ценностях внешней политики» с её демонстративным гуманизмом, закрепляется трамповский крен к внешнеполитической меркантильности.Для Евразии же приход к власти талибов чреват как раз не уходом, а возвращением темы борьбы с терроризмом в актуальную повестку, а оставленное в Афганистане передовое американское вооружение гипотетически выводит эту борьбу на новый технологический уровень. Если США убеждены, что могут позволить себе больше не рассматривать борьбу с терроризмом в качестве основного направления обеспечения своей безопасности, у России такой роскоши нет.
Разумеется, тема борьбы с терроризмом ни одного дня не переставала быть для Москвы актуальной. Но, как уже отмечают профильные специалисты в России и США, сама победа исламистов и воссоздание «исламского эмирата» – опасный сигнал единомышленникам по всему миру. Принадлежность талибов и условных игиловцев к разным исламским течениям – поле для академических и богословских дискуссий профессионалов. Для обывателя же, в том числе среди молодых людей с обострённой исламистской идентичностью, перефразируя Дэн Сяопина, нет разницы какого цвета кот, если он ловит мышей. То, что не получилось в Ираке и Сирии, получилось в Афганистане. Не столь важно, что у талибов отличная от ИГИЛ модель построения государства, иные лозунги, базис поддержки и другой подход к самопрезентации. Это история успеха, которая будет казаться заманчивой не одному десятку радикальных группировок.
Ожидать всплеска соответствующих настроений в отдельных российских регионах, в Центральной Азии, на Ближнем и Среднем Востоке было бы резонным. Сотрудничество в этой сфере с западными странами – к чему Москва стремилась с 1990-х годов вплоть до прихода Трампа – кажется по-прежнему желанным, но маловероятным.
Но открывается окно возможностей для работы на этом направлении с теми, кого приход талибов также настораживает, – с Китаем, Индией, отчасти с Ираном, не говоря о центральноазиатских партнёрах по ОДКБ.Новая ситуация потребует от Москвы большего напряжения ресурсов и концентрации внимания к «ближнему зарубежью» и внутренней политике, но на внешнем контуре «перегрева» можно постараться избежать за счёт «управления ответственностью» с союзными странами и тонкой дипломатии в отношениях с талибами. Пока они выглядят договороспособными, но аппетит к идеологической экспансии и целенаправленным геополитическим авантюрам приходит во время еды. Яркий тому пример – президент Турции Эрдоган, ещё один значимый участник афганской головоломки, который наверняка вскоре себя проявит.
https://ru.valdaiclub.com/a/highlights/ukhod-baydena-iz-afganistana-posledstviya/?utm_source=newsletter&utm_campaign=235&utm_medium=email