Российский журналист и писатель Валерия ОЛЮНИНА много пишет об Армении и Арцахе. В интервью «ГА» она представляет свою последнюю книгу «Черные рыбы. Удинский акафист», в которой обращается к новой для нее теме.
— Г-жа Олюнина, герой вашей последней книги – удин, человек, принадлежащий к народу, изначально гонимому в Азербайджане, а в новое время ставший инструментом в политике азербайджанских властей по переатрибуции христианского наследия в регионе. Что побудило вас обратиться к удинской теме?
— Идею книги об удинах мне подал известный востоковед, профессор Гарник Асатрян. Разумеется, я не готова к научному представлению этого народа, его истории и культуры. Это — дело ученых, востоковедов. Моя книга – художественное произведение. Это повесть, в судьбе главного героя которой отчасти отражена история удинского народа, драма поколения тех, кто, пережив 90-е годы, развал прежней страны, оказался перед очень тяжелым выбором – отказаться от своего прошлого, традиционных ценностей, но обрести безопасность и относительное благополучие или, оставшись собой, потерять все, возможно, даже погибнуть.
— В чем сегодня проблема удин?
— Еще со времен Кавказской Албании культурная и духовная связь армян и предков удин была очень глубокой. В Кавказской Албании христианство распространилось именно через армян, Месроп Маштоц создал алфавит и для албанцев, традиции армянской храмовой архитектуры использовались при строительстве албанских церквей, где богослужение велось на армянском. Удины, прямые потомки албан, веками оставались чадами Армянской Апостольской церкви, носили армянские имена, а наряду с родным языком, которым преимущественно пользовались в быту, широко использовали армянский, ставший для них языком образования и культуры. Когда в начале 90-х годов в Азербайджане начались погромы армян, гонениям подверглись и удины. Многие из них, как и герой моей книги, вынуждены были уехать в другие страны, начать жить сначала, отказавшись от прошлого.
— То есть ваша книга – это художественное повествование о судьбе отдельного человека?
— Невозможно было написать актуальную книгу, обращаясь только к событиям частной жизни и не затрагивая того, что происходит рядом, вокруг, отойдя от исторических аналогий, событий далекого и недавнего прошлого, в которых повторяются схожие ситуации и проблемы. Ведь судьба отдельного человека, испытания, через которые ему приходится проходить, во многом обусловлены его этнической и религиозной принадлежностью. Невозможно было обойти трагические события последней Арцахской войны. Очень больно осознавать не только гибель совсем молодых людей, едва успевших вступить в жизнь, но и то, что сегодня на армянских храмах и монастырях Арцаха уничтожаются армянские надписи, их принадлежность армянству оспаривается. Естественно, эти части книги уже не столько художественное повествование, сколько публицистика. Я обращаюсь и к другим событиям, казалось бы, не имеющих непосредственного отношения к Армении, – к чеченской войне, к бомбардировке Белграда, к трагическим событиям русской истории, в которых просматриваются аналогии с происходящим сегодня на краю христианского мира.
— Какую задачу вы ставили перед собой как автор книги?
— Учитывая историческую и религиозную близость армян и удин, общие христианские ценности, я попыталась, если так можно выразиться, открыть удинскую дверь армянским ключом. Удины были органичной частью армянства, хотя со своей языковой идентичностью. Но создать образ главного героя – моего коллеги, живущего в России журналиста, семья которого вынужденно покинула Азербайджан, было непросто. Я никогда не жила среди армян или удин, не была свидетелем трагических событий в Азербайджане в 90-е годы. И хотя я много общалась с беженцами из Азербайджана, мне очень пригодился опыт моего детства, которое я провела в Эстонии. Хорошо помню, в каких жестких условиях оказались мои родители. Отец — офицер советской армии и мать, которых там воспринимали как оккупантов. Мне хотелось, чтобы читатель прочувствовал то, что переживает человек, живущий во враждебной среде, что испытывает народ, у которого отнимают то, что дорого его сердцу.
Путь христианских народов, особенно восточных христиан, это бесконечная череда трагических событий, утрат, постоянная борьба за выживание и сохранение своей самобытности. Я бы хотела, чтобы христиане, где бы они ни жили, воспринимали боль чужих утрат как свою. Если эта цель когда-нибудь будет достигнута, мир изменится. Но все мы были свидетелями полного безразличия так называемой мировой общественности к тому, что происходило и происходит в Армении и Арцахе, когда сильные мировые державы ограничивают свое участие призывами к миру обеих сторон. Трагедия Армении и Арцахе даже в России воспринимается отчасти отстраненно, ее не ощущают как общехристианскую боль. Христиан России мало интересует то, что происходит на границе христианского мира, где веками, в жесточайших условиях приходилось отстаивать свою веру, отражать натиск завоевателей, отдавать жизнь за сохранение идентичности, неотъемлемым и чрезвычайно важным элементом которой является вера. И если в обыденной жизни религиозный маркер не всегда ярко выражен, то в критических условиях он приобретает решающее значение. Вера – основа любого самосознания. Но история повторяется. И вновь у христианского народа отнимают его исконную землю, идет переатрибуция армянского духовного и культурного наследия.
— И все же сегодня теряют армяне и приобретают удины… Понятно, что далеко не из лучших соображений власти Азербайджана передают им то, что армяне создавали веками – церкви, монастыри, на которых уничтожаются армянские надписи, древние рукописи, которые азербайджанцы пытаются представить, как переводы с албанского …
— Да, но какова цена этих приобретений?! Она слишком высока для христианина. Это угроза гибели самого дорогого – души. Каков вкус хлеба, отнятого у тех, кто его растил? Вот о чем книга. Я ни в коем случае не хочу вызвать у читателя негативное отношение к удинам, желание осудить их. Удины в Азербайджане — очень немногочисленная и крайне уязвимая община, которую сегодня насильственно отторгают от родного им армянского мира, принуждают к тяжелому компромиссу, к сделке со своей совестью. Но цена вопроса – трагическая участь армян, да и большинства удин, живших в Азербайджане. И удины не могут этого не понимать.
— Вы сказали, что в книге использованы исторические аналогии. К каким событиям прошлого вы обращаетесь?
— Я вспоминаю битву на реке Сити 4 марта в 1238 году между войском владимирского князя Юрия Всеволодовича и корпусом Бурундая. Русские потерпели тяжелейшее поражение.
С того времени там никто не селился, эти места считаются святыми и проклятыми одновременно. И именно в это время на другом конце христианского мира, в Арцахе, строится Гандзасар – одна из важнейших армянских святынь. Сегодня, века спустя, эти события видятся в свете особой исторической коллизии: русскость павших героев никто не оспаривает, а на оккупированных Азербайджаном территориях идет активная переатрибуция армянского наследия.
В книге приведена еще одна страница истории, где при драматических обстоятельствах пересекаются русская и армянская культуры. И это вызывает аналогию с состоянием моего героя, человека, потерявшего родину. Речь о том, что в последние годы в той же Ярославской области, там, где в ХIII веке монголо-татары уничтожали русских воинов, работает экспедиция по поиску и спасению того, что осталось от затопленных уже в сталинское время города и прилежащих к нему территорий.
— Вы имеете в виду Мологу, затопленную при строительстве Рыбинского водохранилища? Но какое отношение это имеет к армянам?
— В Мологском уезде Ярославской губернии располагались два имения графов Мусиных-Пушкиных, которые были реконструированы архитектором Александром Таманяном. Был построен особняк, службы, имперская каменная набережная со львами, подготовлен проект реконструкции храма… Сегодня поисковики-аквалангисты пытаются обнаружить и спасти очень немногое, что осталось после затопления. Но о сделанном там Таманяном почти никто не знает. И тут снова возникает аналогия: люди, потерявшие родину, схожи с затопленным городом. Они дезориентированы в пространстве и времени, утратили почву под ногами… В жестких условиях выживания меняются ценности. Это драма целого поколения, взросление которого совпало с развалом СССР, формированием новой реальности, разобщенностью…
— Как это повлияло на героев вашей книги?
— Отдалившиеся после этих событий главный герой-удин и друг его детства-азербайджанец встречаются вновь в Дербенте, который когда-то был окраиной Кавказской Албании. Там проходит фотовыставка азербайджанца, которому после последней войны мой герой перестал доверять. Он приходит в Армянскую церковь в Дербенте, но не может молиться из-за переполняющих его душу переживаний. Все очень непросто для всех. Фотохудожник-азербайджанец в детстве оказался свидетелем страшных событий в Сумгаите и тогда сделал свои первые снимки. Его классным руководителем была армянка, убитая во время погромов. Он знает страшную правду, но долгие 30 лет молчит о ней, понимая, что ему, азербайджанцу, касаться этой темы опасно. И только встретившись с другом детства — удином в Дербенте, он впервые решается заговорить об увиденном и пережитом.
— Почему ваша книга называется «Черные рыбы»?
— В центре повествования – мучительный выбор: вернуться к истокам или отречься от прошлого и себя, сохранить существование, утратив корни, что нельзя назвать полноценной жизнью. Но как вернуться в родное село, если некогда изгнанный с родной земли мой герой дал себе клятву никогда не возвращаться туда, если он не приехал даже на похороны отца?! Прожив много лет в России, женившись на русской женщине, этот человек даже не знает, что в его отчем доме уже много лет живет девушка, которую он когда-то любил, которая ухаживала за его родителями и теперь поддерживает огонь в очаге покинутого удинского дома. Для меня как автора встал вопрос локальных апокалипсисов – безусловно страшных, трагичных, которые происходят в судьбах отдельных людей, в истории разных народов. А образ черных рыб, использованный в названии книги — не случаен, он навеян аналогией из истории другого народа. Когда в 1999 году войска НАТО бомбили сербский город Новый Сад, некоторые бомбы попадали в Дунай и из воды взлетали вверх убитые рыбы, а им навстречу, с неба в воду падали мертвые птицы. Это было ужасное зрелище, другой локальный апокалипсис.
— То есть ваш герой все же не готов вернуться на родину?
— Он принимает решение ехать, не зная, что его ждет, как примет его родной прежде мир, который он вынужденно покинул. На этом книга заканчивается.
— Как можно прогнозировать дальнейшую судьбу вашего героя?
— Несомненно, его ждут новые испытания, снова возникнет проблема выбора. Сегодня село Ниж, из которого родом герой моей книги, превращено в вульгарный рекламный проект, цель которого -продемонстрировать миру религиозную толерантность Азербайджана. В удинское село Ниж возят делегации, там снимают репортажи о том, как прекрасно живется в Азербайджане христианам-удинам. Ценой безопасности и подачек из них пытаются вылепить антиармянский элемент, заставить отказаться от своего прошлого, разрушить привычный мир, опустошить душу. В этом драма народа, превращенного в инструмент для достижения чужих целей. Как пройдет новое испытание мой герой – трудно сказать. Выбор я оставляю за ним, как и за всем христианским миром – откликнуться на чужую беду, встать на сторону справедливости, сохранить христианские ценности или ради призрачных благ потерять свою душу.
https://www.golosarmenii.am/article/142005/lokalnyj-apokalipsis