Политика Вашингтона на украинском треке имеет волнообразные формы – периоды бурной активности сменялись затишьем и апатией (усталостью от Украины). Способность американского руководства сформулировать непротиворечивое видение американо-украинских отношений вызывает сомнения. Неизвестно, как долго, продлится нынешняя фокусировка США на событиях вокруг Украины.
Давно набиравший обороты конфликт США и России по украинскому вопросу достиг пика в начале 2022 года. Стороны столкнулись с неразрешимыми противоречиями относительно статуса и будущего Украины. Вполне возможен полный разрыв отношений[1] и переход к серьёзному и деструктивному раунду санкционного противостояния, которое началось в 2014 году. Президент Владимир Путин прямо говорит о том, что отсутствие прогресса в урегулировании текущего кризиса может породить даже не региональное, а глобальное военное столкновение[2]. По крайней мере на риторическом уровне мы если и не вернулись в 1962 г., то очень сильно приблизились к нему. Отличие в том, что шестьдесят лет назад у США и СССР были чёткие представления о стратегических целях и приоритетах в рамках как биполярного противостояния в целом, так и локальных конфликтов вокруг Кубы и Западного Берлина в частности. Сегодня российская линия в отношении Украины также выглядит вполне логичной и оформленной. А вот ответ на вопрос, есть ли у США стратегия на украинском направлении, кажется менее однозначным.
Конечно, проще всего объяснить действия Соединённых Штатов доминирующим в широких кругах мнением, что Вашингтон действует в рамках давно сформулированной Збигневом Бжезинским максимы: «без Украины Россия перестаёт быть империей»[3], и все американские усилия вот уже не первый десяток лет брошены на последовательное разделение двух народов. Вести диалог с американской стороной по Украине было бы проще, существуй у него хотя бы такая, долгосрочная и разделяемая всем истеблишментом, линия стратегического поведения. Предсказуемость всегда лучше сумбура. Но на деле ничего похожего на единый и выверенный подход Соединённых Штатов к этой проблеме мы не наблюдали с начала 1990-х годов.
Политика Вашингтона на украинском треке имеет волнообразные формы – периоды бурной активности сменялись затишьем и апатией (усталостью от Украины, или Ukraine fatigue[4]). Способность американского руководства сформулировать непротиворечивое видение американо-украинских отношений вызывает сомнения.
Журнал “Time” в феврале 2022 г. процитировал одну из высокопоставленных сотрудниц американского посольства в Киеве, утверждавшую, что ещё год назад команда Джо Байдена даже «слышать не хотела об Украине», а сотрудники дипмиссии чувствовали себя «исчезнувшими»[5]. Эта цитата – характерная деталь, показывающая насколько нестабильна, оппортунистична и лишена планирования политика США на украинском направлении. Но возникло такое положение дел не сегодня. Это становится очевидным, если взглянуть на проблему ретроспективно.
Одно из самых значимых и судьбоносных событий в истории американо-украинского диалога произошло 1 августа 1991 года. В этот день проходил помпезно обставленный визит Джорджа Буша – старшего в Киев. Однако едва ли лидеров УССР обрадовал его кульминационный момент. Произнося речь в украинском парламенте, американский лидер, по сути, выступил против форсированного движения Украины к независимости, заявив: «Американцы не будут поддерживать тех, кто ищет независимости, чтобы заменить удалённую тиранию на локальный деспотизм. Они не станут помогать тем, кто продвигает суицидальный национализм, основанный на этнической ненависти»[6]. Хотя советник Буша по национальной безопасности Брент Скоукрофт позднее заверял, что речь, саркастически названная газетой “The New York Times” “Chicken Kiev Speech”[7], не была адресована непосредственно украинцам, а больше относилась к лидерам других республик, в частности Молдавии[8], её эффект для имиджа 41-го президента США оказался крайне негативным.
Буш-старший реалистично воспринимал перспективу риска разрастания противоречий между Украиной и Россией, а его госсекретарь Джеймс Бейкер в беседах с «архитектором перестройки» Александром Яковлевым и вовсе допускал возможность военного столкновения между двумя народами[9]. Но вследствие неудачи киевской речи прагматизм отступил на второй план и в дело вмешались новые факторы. На фоне негативного резонанса в прессе и последующих событий в СССР, включая принятие Радой декларации о независимости, в Вашингтоне резко активизировались организации украинского лобби («Украина-2000», «Украинская национальная ассоциация» и «Украинская национальная информационная служба»), требовавшие от администрации Буша-старшего незамедлительной поддержки Киева в вопросе о самоопределении. Довольно быстро им удалось заполучить подспорье в Конгрессе[10].
Главным сторонником этой линии в окружении президента стал министр обороны Дик Чейни вместе со своей радикально настроенной командой – по словам одного из приближённых Чейни, Эрика Эдельмана, госсекретарь Бейкер в тот момент называл их “Ukrainiacs”[11]. В конце концов, 27 ноября 1991 г., за несколько дней до референдума о независимости Украины, на организованной внутриполитическими советниками встрече с представителями украинской диаспоры Джордж Буш – старший прямо пообещал признать независимость тогдашней УССР[12]. Тем не менее общую линию поведения американского президента в тот момент сочли в политических кругах США запоздалой, нерешительной и добавившей ему электоральных проблем накануне выборов 1992 года[13]. Позднее уже Билл Клинтон прямо говорил Леониду Кучме о значимости, которую для него имеет позиция украинской диаспоры[14]. На протяжении всех последующих десятилетий тень “Chicken Kiev Speech”, вкупе со страхом показаться недостаточно проукраинским, нависала практически над каждым из американских лидеров.
Другое дело, что как таковой «украинской стратегии» США после распада СССР долго не наблюдалось. Это вполне объяснимо. Пребывавшая в тяжелейшем кризисе экономика страны мало интересовала американский бизнес. В плане военного базирования упивавшиеся «однополярным моментом» Соединённые Штаты тоже не видели смысла в использовании украинского потенциала. Глава Разведывательного управления Пентагона Джеймс Клэппер (позднее – директор Национальной разведки), посетивший Украину в 1993 г., отмечал, что местные военные отчаянно просили Пентагон воспользоваться их разведывательными станциями радиоперехвата, но те находились в столь плохом состоянии, что не заинтересовали заокеанских гостей[15].
В тот период Вашингтон устраивала решающая роль Москвы в урегулировании возникающих на постсоветском пространстве конфликтов, о чём Клинтон однажды без обиняков заявил: «В пространстве вокруг вас ваша роль будет подобна американской в отношении Панамы и Гренады»[16]. Но одним из таких конфликтов стал «крымский вопрос», вызывавший в Киеве особенно эмоциональную реакцию наряду с проблемой Черноморского флота. Именно поэтому уже в 1992 г. украинские власти начали последовательно втягивать США в свои споры с Москвой, используя в качестве козыря оставшееся на территории страны ядерное оружие. Отказавшись обсуждать этот вопрос с Россией в двухстороннем порядке, они потратили несколько лет на шантаж Вашингтона, добиваясь получения гарантий своей территориальной целостности непосредственно от Соединённых Штатов. Воспоминания американских дипломатов Строба Тэлботта[17] и Стивена Пайфера[18] показывают, насколько мастерски Леонид Кравчук с использованием резолюций Верховной рады и угроз выйти из переговорного процесса манипулировал страхами Белого дома относительно перспектив сохранения под украинским (весьма условным) контролем гигантского ядерного арсенала.
Добившись подписания 14 января 1994 г. трёхстороннего заявления России, Украины и США о ликвидации ядерного оружия на Украине, а затем (уже при Кучме) и Будапештского меморандума, Киев искусно обменял «неликвидный актив», который был способен превратить Украину в страну-изгой, на принуждение России к отказу от вовлечения в судьбу Крыма. Движение за самоопределение полуострова вскоре было подавлено административно-силовым путём. Эти документы обходили стороной вопрос базирования российского флота в Севастополе, который в итоге попал в прямую зависимость от динамики украинской политической конъюнктуры. В полном соответствии с афоризмом «хвост виляет собакой» близкая к банкротству и политически нестабильная Украина сумела направить активность американской дипломатии в нужное ей русло.
Данный прецедент открыл ящик Пандоры. Когда в середине 1990-х гг., через подписание ряда экономических соглашений и создание комиссии «Гор-Кучма», США попытались заново выстроить отношения с Киевом, отойдя от фокусировки на теме ОМУ, стало ясно, что Украина, воодушевлённая полученным опытом, продолжает активно манипулировать американскими фобиями (например, пытаясь обменять на западные финансовые транши отказ от промышленного сотрудничества с Ливией, Ираном и Ираком). Энтузиазм Вашингтона значительно поубавился при столкновении с украинской коррупцией и зарождавшимся олигархатом. И именно в этот период Киев, что называется, вытащил из кармана «евро-атлантическую» карту.
Вопрос о присоединении Украины к НАТО в гипотетическом ключе поднимался ещё до распада СССР. В 1989 г. Колин Пауэлл предсказал, что «если завтра двери НАТО будут открыты для новых членов, у нас на столе в течение недели будет несколько заявок – (…) возможно, даже от Украины»[19]. Пусть не столь буквально, но именно по этому сценарию и начали развиваться события после того, как США нарушили обещание Джеймса Бейкера не продвигаться на восток «ни на дюйм». Практически сразу после объявления о расширении Североатлантического альянса Киев начал высказывать неудовлетворённость своим будущим статусом буферного государства, цинично увидев здесь предмет для очередного торга. Украинские власти спекулировали на исторически сложившихся российско-польских противоречиях, утверждая, что в этой ситуации единственной альтернативой сближению с альянсом для них остаётся некий двусторонний военно-политический союз с Польшей – якобы, ещё менее приемлемый для Москвы[20]. В Госдепартаменте понимали сложность ситуации – по словам тогдашнего постпреда США при альянсе Роберта Хантера, «всем, включая украинцев в то время, было ясно, что Украина (…), возможно, никогда не сможет претендовать на присоединение к НАТО. Общественное мнение на Украине было глубоко расколото. Нам также необходимо было убедить Россию, что вопрос о членстве в НАТО не зайдёт так далеко, одновременно не оставив Украину в подвешенном состоянии»[21]. Выход был найден через направление Киеву приглашения присоединиться к программе «Партнёрство во имя мира», сотрудничество по которой в целом развивалось по модели отношений НАТО с Россией и через несколько лет трансформировалось в Хартию об особом партнёрстве.
Но параллельно в глубинах американского Совета национальной безопасности разворачивались более тревожные процессы. В мае 1993 г. Энтони Лейк, советник Клинтона по национальной безопасности и убеждённый сторонник расширения блока, в разговоре с британскими коллегами заметил: «Если мы примем Украину в НАТО, вопрос о ядерном оружии (на её территории – прим. автора) решится сам по себе»[22]. Вскоре он поручил своим подчинённым – Дэниэлу Фриду, Александру Вершбоу и Никласу Бёрнсу (именно они будут определять политику США на европейском направлении в течение следующих полутора десятилетий) – разработать дорожную карту «Двигаясь к расширению НАТО». В её итоговом тексте говорилось, что «возможность присоединения Украины к НАТО будет поддержана», дабы эта страна не превратилась в серую зону или часть российской сферы влияния[23]. Спустя несколько лет Клинтон объяснял Борису Ельцину, что приверженность принципу «открытых дверей» в отношении Украины якобы важна для сохранения возможности российского вступления в альянс[24].
Хотя речь шла о непубличном документе и чисто теоретической вероятности, в Киеве уловили направление ветра. Окружение Кучмы, в частности новообращённые атлантисты Владимир Горбулин и Борис Тарасюк, на встречах с западными коллегами активно спекулировали евро-атлантическими устремлениями Украины. Можно предположить, что сам украинский президент, раз в несколько лет менявший позицию по этому вопросу, с помощью такого рода провокации пытался ослабить заметно возраставшее напряжение в отношениях с Вашингтоном и продлить своё политическое долголетие. Но результат вышел иным. В США, очевидно, сочли, что Украина (где после событий в Косово число сторонников вступления в НАТО по-прежнему оставалось незначительным[25]) наконец созрела для серьёзного разговора о членстве в альянсе. Но так как «Вашингтонский стратегический концепт» НАТО 1999 г. гласил, что расширение последней должно служить продвижению демократических и рыночных ценностей[26], Украине нужно было «помочь» с внутренней трансформацией. Это и произошло в судьбоносном 2004 г. с подачи уже следующей, республиканской администрации.
Многие представители США заявляют, что роль Вашингтона в «оранжевой революции» была не столь существенной, как её воспринимали в Москве[27]. Но в этих заверениях немало лукавства. Во-первых, фигура Виктора Ющенко давно рассматривалась в США в качестве «прогрессивной» альтернативы команде разочаровавшего американцев Леонида Кучмы. И в 2000 г. фактически состоялись его «смотрины» в Вашингтоне. Во-вторых, как отмечают американские исследователи Сэм Чэрап и Тим Колтон, те же самые официальные лица США, которые подвергали сомнению значимость вмешательства Вашингтона в организацию «цветных революций», одновременно гордились своей ролью в них[28]. Майк Макфол, в частности, признавал, что существенная роль Международного республиканского института и Национального демократического института в поддержке Ющенко не вызывает сомнений[29]. В-третьих, хотя многие американские фонды, как утверждал тот же Макфол[30], действительно слабо координируют между собой деятельность по «продвижению демократии», это не значит, что за их спиной не стоят интересы отдельных групп, ориентирующихся не только на исполнительную власть, но и на влиятельных игроков в Конгрессе и некоммерческом секторе и решающих определённые идеологические задачи. Сам процесс вовлечения США в украинскую внутреннюю политику, запущенный через ряд законов по финансированию демократических программ – таких, как Freedom Support Act и Support for East European Democracy Act, к моменту «революции» был уже неостановим.
Победа команды Ющенко на фоне предшествовавших событий в Грузии породила чувство эйфории у американских атлантистов, неоконсерваторов и либеральных интервенционистов. Один из архитекторов расширения альянса Рон Асмус писал в то время: «“Оранжевая революция” дала нам исторический шанс привнести тот же уровень мира и стабильности (что и в Восточной Европе – прим. автора) дальше на восток – на Украину, через Чёрное море, возможно, в саму Россию»[31]. Одновременно начали активно разрабатываться варианты скорейшего предоставления Украине (и Грузии – две «постреволюционные» страны в тот момент рассматривались в связке) плана действий по подготовке к членству в НАТО (ПДЧ), невзирая на базирование в Севастополе Черноморского флота РФ. На Капитолийском холме с подачи Джона Маккейна сложилась неформальная коалиция сторонников евро-атлантической интеграции Украины. В исполнительной власти тон в дискуссии вокруг этого вопроса задавали бывшие “ukrainiaks” начала 1990-х – команда вице-президента Чейни, а на первый план в качестве исполнителей выдвинулись ориентировавшиеся на его позицию дипломаты – помощник госсекретаря Дэниэл Фрид, постпред при НАТО Виктория Нуланд и посол на Украине Джон Хёрбст.
В безальтернативности интеграционного сценария убедили и американского президента, прямо заявившего на одном из заседаний СНБ: «Если два этих демократических государства хотят получить ПДЧ, я не могу сказать “нет”»[32]. По всей видимости, Джордж Буш – младший просто не понимал сложности вопроса о Крыме и Севастополе, не говоря уже об Абхазии и Южной Осетии, и в очередной раз просто принял сторону своего одиозного вице-президента.
Голоса скептиков, в частности министра обороны и экс-главы ЦРУ Роберта Гейтса, позднее назвавшего стремление принять Украину в НАТО «особенно монументальной провокацией»[33], в этом процессе игнорировались. Идеологическую платформу американского руководства на саммите НАТО в Бухаресте в 2008 г. чётко выразила Кондолиза Райс, заявившая: «Москва должна понять, что холодная война закончилась и Россия проиграла»[34]. Параллельно, предвидя оппозицию со стороны ряда ключевых союзников, США сделали ставку на давно поощрявшийся ими раскол Европы на «старую» и «новую». Главным адвокатом предоставления Украине и Грузии плана действий по членству в НАТО стал польский министр иностранных дел Радек Сикорский. В ходе дискуссии на уровне глав МИД он фактически оскорбил оппонировавшего идее ПДЧ главу МИД ФРГ Франка-Вальтера Штайнмайера сравнением позиции Берлина с событиями 1930-х гг. и упрёком в том, что интересы Москвы для немцев важнее интересов НАТО. Оставив в меньшинстве Германию и Францию, США, хоть и не смогли добиться реализации «программы-максимум» с предоставлением Киеву и Тбилиси ПДЧ, провели беспрецедентную декларацию, в которой говорилось, что Украина и Грузия «станут» членами НАТО. Сделано это было, чтобы показать приехавшему в Бухарест Владимиру Путину, «кто победил в холодной войне» (видимо, в рамках ответа на его Мюнхенскую речь), без чёткого осознания возможных геополитических последствий.
Впрочем, вскоре эйфория в Вашингтоне по поводу евроатлантических перспектив Киева поугасла. После спровоцированной саммитом в Бухаресте и разгромно проигранной Грузией войны в Южной Осетии, избрания президентом США настроенного на перезагрузку отношений с Москвой Барака Обамы и победы на президентских выборах Виктора Януковича, провозгласившего курс на закрепление внеблокового статуса Украины, волна интереса к этой стране в Америке пошла на спад. Начался новый период “Ukraine fatigue”[35]. Но деструктивный потенциал, заложенный годами пребывания у власти «оранжистов» и саммитом в Бухаресте, не рассосался полностью и через некоторое время дал о себе знать.
Ситуация не изменилась кардинальным образом и осенью 2013 г., после отказа Януковича от подписания Соглашения об ассоциации с ЕС. Майкл Макфол вспоминал, что сразу после этого он даже поздравил первого вице-премьера РФ Игоря Шувалова с успехом российской дипломатии[36]. Как отмечал Джонатан Файнер, бывший тогда главой аппарата Джона Керри (ныне – первый заместитель советника по национальной безопасности), сам подход со стороны европейцев в духе «игры с нулевой суммой» – «вы с нами, то есть не с Россией, или против нас» – был «немудрым и необязательным»[37]. Даже после начавшихся вскоре протестов на майдане Незалежности Обама, по свидетельству его советника Бена Родса[38], не видел возможности через их поддержку трансформировать Украину, будучи скептиком относительно самой перспективы такой трансформации. По мере разрастания кризиса у американского руководства, очевидно, сработали старые условные рефлексы времён однополярности, результатом чего стала активность Виктории Нуланд в Киеве, радостно встреченной лидерами «майдана». Интересно, что украинские политики, похоже, вновь смогли разыграть американскую карту в нужном для себя ключе: по утверждению Нуланд, её скандально известные попытки сформировать новое украинское правительство были инициированы не столько Госдепартаментом, сколько лидерами протеста[39].
Как бы то ни было, нельзя не согласиться с выводом видного британского политолога Лоуренса Фридмана, заметившего, что у США и в тот – исторический по своему значению – момент, похоже, не было серьёзной стратегии по Украине[40]. В Вашингтоне, по имеющимся свидетельствам, вновь царила непонятная эйфория – на следующий день после переворота в Киеве, не дожидаясь консультаций президентов России и США, Белый дом признал новую, неконституционную власть. Роберт Гейтс называет странным тот факт, что руководство Соединённых Штатов не понимало – в Москве с самого начала воспринимали происходящее в Киеве как российско-американское «прокси-противостояние»[41]. Неудивительно, что в администрации Обамы были совершенно не готовы к последующим событиям, включая присоединение Крыма к России. Попытка провести летом 2014 г. в Женеве прямые переговоры с Москвой, на которых с американской стороны присутствовали первый заместитель госсекретаря Уильям Бёрнс и советник вице-президента Джейк Салливан, закончились неудачей[42], в том числе из-за неготовности американцев воспринимать всерьёз аргументы российской стороны.
Пользуясь замешательством США, новые украинские власти активировали заложенную в Будапештский меморандум «бомбу замедленного действия» в виде гарантий территориальной целостности Украины со стороны Вашингтона. С подачи группы «ястребов» среднего звена (Виктории Нуланд, Селесты Уолландер из СНБ, Эвелин Фаркас из Пентагона и других[43]) в Вашингтоне развернулась дискуссия о необходимости предоставления Украине летальных вооружений. По словам Джонатана Файнера, некоторые её участники утверждали, что противникам Киева необходимо «пустить кровь из носа», чтобы заставить их отступить. Сам Обама в итоге склонился к более реалистичному видению, осознав, видимо, неизбежность в случае таких поставок эскалации, чреватой применением американского оружия и возможной гибелью в результате этого российских граждан – с непредсказуемыми последствиями[44]. В итоге, ограничившись введением санкций против Москвы, американский лидер, как и многие его предшественники в предыдущие годы, утратил интерес к Украине. США, сыгравшие существенную роль в эскалации конфликта, даже не стремились участвовать в переговорах по его урегулированию в Минске. Именно поэтому нежелающие выполнять Минские соглашения лидеры Украины в дальнейшем будут искать сочувствия не столько у их гарантов – Франции и Германии, сколько у остающихся на обочине этого процесса Соединённых Штатов.
Дальнейшая американская линия на украинском треке была ещё более разнонаправленной и несбалансированной. С одной стороны, кураторство над Киевом взял на себя лично тогда ещё вице-президент Джо Байден, не скрывавший своего влияния на украинскую внутреннюю политику[45]. С другой – для урегулирования конфликта в Донбассе и принуждения Киева к выполнению Минских соглашений этим влиянием он, по сути, так и не воспользовался. Переговоры с Москвой были поручены Нуланд, фигуре с куда меньшим аппаратным весом, к тому же пользовавшейся даже в окружении Обамы специфической репутацией «антироссийского ястреба».[46] Статус помощника госсекретаря был несопоставим с уровнем её визави, помощника президента РФ Владислава Суркова. Впрочем, при следующей администрации Нуланд уступила место ещё менее статусному дипломату.
Курт Волкер осуществлял при президенте Дональде Трампе деятельность спецпредставителя по Украине «на общественных началах», параллельно руководя радикально проукраински настроенным Институтом Маккейна и в качестве лоббиста сотрудничая с компанией Raytheon[47], крупнейшим производителем закупаемых Киевом систем вооружений (кстати, Трамп лишь подлил масла в огонь, согласовав поставку летальных вооружений Украине, вопреки своим заявлениям о намерении сгладить спорные моменты в отношениях с Москвой). Одновременно и неофициально, что было в духе хаотичного подхода команды 45-го президента, куратором Украины стал посол США при ЕС Гордон Сондланд, вскоре сосредоточившийся на решении задач внутриполитического характера и выполнении деликатных поручений хозяина Белого дома.
Притом, что в годы президентства Трампа внимание США к Украине вновь сократилось до минимума, за исключением скандала, приведшего к голосованию по его первому импичменту, черты украинского кризиса и его постоянное подогревание сложились в некую единую схему.
Во-первых, украинская проблема стала неотъемлемой частью внутриполитической жизни США. С подачи коалиции сенаторов и конгрессменов, сформировавшейся ещё в 2000-е гг., был последовательно разработан и продавлен целый пакет законов, обязывающих Белый дом поддерживать «украинскую демократию» (то есть соответствующих политиков в Киеве) и увязывать будущее отношений с РФ с реализацией Минских соглашений, выполнение которых, впрочем, саботируют проамериканские украинские лидеры.
Согласно недавним исследованиям, в 2021 г. активность последнего была в четыре раза выше, чем у просаудовского лобби, известного своим влиянием[48]. Связанные с ним американские законодатели, например, видный республиканец Тед Круз, активно используют такие инструменты, как блокирование утверждения президентских назначенцев, для сохранения в повестке дня вопроса о санкциях против «Северного потока – 2». Сопутствующие информационные кампании тесно координируются и с усилиями лобби военно-промышленного комплекса, представители которого прямо говорят о выгоде для их бизнеса «напряжения в Восточной Европе»[49]. Как и в 1991 г., даже при гипотетическом желании руководства США посмотреть на украинский вопрос под новым углом усилий диаспоры, её союзников в истеблишменте и СМИ, а также лоббистов будет достаточно, чтобы развернуть эти попытки вспять.
Во-вторых, отточенное украинскими лидерами мастерство манипулирования американскими собеседниками к настоящему моменту практически достигло совершенства. Планомерно разжигаемые Киевом истеричные настроения в Вашингтоне к началу 2022 г. превратили американских политиков в «больших украинцев, чем сами украинцы». В США настолько уверены в неминуемой опасности, грозящей Киеву, что теперь игнорируют попытки даже не российских, а украинских властей снизить градус паники, искусственно раздуваемой вокруг «неминуемого российского вторжения». Нагнетание страхов по поводу российской угрозы, которое началось ещё при Леониде Кравчуке, приносит плоды по сей день.
В-третьих, США стали заложниками собственных решений периода «однополярного момента» (или «конца истории»), в том числе итогов Бухарестского саммита НАТО. Идеологическая победа, одержанная в своё время во внутренних спорах поборниками агрессивного евроатлантизма над прагматиками, оказалась судьбоносной. Американские элиты убедили себя в том, что народ Украины стремится отгородиться от России и примкнуть к «свободному миру», и всеми силами пытаются помочь младшим партнёрам на Востоке решить данную задачу. При этом ни внутриполитический раскол в этой стране, ни стратегические интересы и опасения России не принимаются в расчёт. Тем более что антироссийские силы на Украине активно объединяются с союзниками в ряде государств НАТО (в особенности – в Польше) и подталкивают Вашингтон следовать по проложенной ещё при Буше-младшем колее.
Именно в силу этих факторов американское реагирование на российские предложения по гарантиям безопасности выглядит столь сумбурным, нелогичным и лишённым даже намёков на компромисс по украинской теме. США загнали своё видение этой проблемы в идеологические и (ложно понимаемые) союзнические рамки. Сложившаяся взрывоопасная ситуация может разрешиться только в случае серьёзных внутриполитических изменений на Украине, аналогичных произошедшим в начале 2010-х. Но все силы проукраинского лобби в США и «ястребов» в американском истеблишменте сегодня направлены на минимизацию подобной вероятности. Подавление Киевом оппозиции и нежелание проводить реформы согласно букве Минских соглашений прямо поощряются. Ситуация искусственно загоняется в тупик, выход из которого может быть найден лишь в результате социального взрыва либо военного конфликта. Именно такое упорство, не допускающее отхода от генеральной линии и предопределённое многолетней неспособностью США сформулировать реалистичную и учитывающую комплекс факторов «украинскую стратегию» и привело к очередному и столь серьёзному кризису. Последним он явно не будет.